В начале апреля лидеры США и Китая Дональд Трамп и Си Цзиньпин объявили, что стороны близки к заключению эпохального торгового соглашения. Но вряд ли оно устранит все факторы, толкающие США и Китай к новой «холодной» войне.
Смена эпох
Прошлой осенью громкой речью вице-президента США Майка Пенса завершилась эпоха расширенной кооперации между США и Китаем. Эпоха стартовала в начале 2000-х годов вместе со вступлением Китая во Всемирную торговую организацию, достигла кульминации во время глобального финансового кризиса конца 2000-х годов и ныне исчерпала себя. Если десять лет назад высказывались мысли о грядущем совместном мировом правлении (кондоминиуме) США и Китая, то теперь больше говорят о «холодной», если не о «горячей» войне между ними.
Вице-президент США Майк Пенс в упомянутой речи обозначил широкий спектр американских претензий к Китаю: наращивание военной мощи, использование долгов для получения преимуществ в отношении финансово уязвимых стран (именно так воспринимается в США эпохальный китайский проект «Один пояс, один путь»), информационные атаки Китая на американские СМИ, «мозговые центры» и университетские кампусы, наконец, вмешательство в выборы. Пенс тогда сослался на высокопоставленного сотрудника американского разведывательного сообщества, который сообщил ему, что российское вмешательство меркнет на фоне китайского.
В американо-китайских отношениях последних лет трудно игнорировать фактор Трампа. Американский президент шел на обострение еще во время своей предвыборной кампании. Но динамика отношений не столь сильно зависит от личностей и их партийной принадлежности. Эпоха сотрудничества готовилась демократом Биллом Клинтоном, была запущена республиканцем Джорджем Бушем-младшим, прошла апогей при демократе Бараке Обаме и сошла на нет при республиканце Дональде Трампе. В Китае все это время у власти были коммунисты.
Эпоха сотрудничества начиналась при сменяемом правлении Цзян Цзэминя, продолжалось при таком же сменяемом правлении Ху Цзиньтао и закончилась вместе с увековечиванием власти Си Цзиньпина.
Если в потоке правителей с двух сторон и есть некая закономерность, то она заключается в том, что в начале 2000-х США верили в демократический транзит Китая через его растущую открытость, теперь — нет.
Что бы ни говорилось о примате интересов над ценностями в современной политике США, отсутствие общих ценностей обостряет восприятие отличающихся интересов. Ценности расходятся, поскольку Китай становится все более закрытым и авторитарным, интересы конфликтуют, поскольку Китай значительно усилил внешнеполитический напор. Нельзя сказать, что кризис в отношениях появился внезапно. Попытка Китая воспользоваться слабостью Запада после глобального финансового кризиса 2008 года была замечена давно, еще в правление председателя Ху Цзиньтао. Но при Си Цзиньпине процесс стал необратим. Трамп, в конце концов, лишь указал на свершившийся факт.
Теперь каждый конфликтный эпизод воспринимается обостренно. Можно вспомнить недавнее проникновение китаянки в частный клуб Мар-а-Лаго, принадлежащий Дональду Трампу. Именно там, предположительно, пройдет ближайший саммит лидеров США и Китая. Госсекретарь США Майк Помпео склонен считать арестованную женщину китайской шпионкой. Прошлой осенью Пентагон завершил исследование китайского влияния на американскую оборонную промышленность, проведенное по распоряжению Дональда Трампа. Было обнаружено, что Китай, среди прочего, использует свою монополию в определенных секторах для разорения важных для обороны США бизнесов. Кибервойна, в которой Китай с помощью своей армии хакеров взламывает серверы Пентагона, продолжится, независимо от хода торговых переговоров.
Китай со всей очевидностью изменился и не может больше восприниматься в США дружественной страной. Претензии США к Китаю широки и не имеют четких рамок. США не устраивает кража Китаем интеллектуальной собственности, покупка чувствительных технологий через слияния и поглощения, государственный протекционизм, искажающий рыночную конкуренцию, манипуляции с курсом валют, наступление на права человека, внутренний китайский авторитаризм. Сталкиваются не просто разные модели ведения бизнеса, но — философии. Например, в Китае склонны считать каждую купленную вещь приобретенной вместе с технологиями, которые в ней содержатся, поэтому их воспроизводство считается уже оплаченным самой покупкой конечного продукта. США с этим не могут согласиться, поскольку их экономика работает иначе.
Торговая война между США и Китаем обостряет идеологические и военные противоречия, делает их более взрывоопасными. В свою очередь, военное противостояние создает плохой фон для разрешения торговых противоречий. США и Китай могут провести успешные переговоры о правилах ведения торговли, но это не отменит факта глубокого различия моделей поведения.
Мрачные пророчества
Командующий армией США в Европе в 2014–2017 гг. генерал-лейтенант Бен Ходжес уверен в приближающейся войне Китая и США. В октябре прошлого года на Варшавском форуме по безопасности он заявил: «Я думаю, в течение 15 лет, хотя это и не является неотвратимым, но с высокой вероятностью мы окажемся в состоянии войны с Китаем«. 12 марта этого года в Праге на конференции по безопасности он повторил свой прогноз: «Когда я слышу, что Китай делает, когда я слышу, что говорят китайские коммунистические лидеры, я знаю, что вполне может случиться конфликт«. Видение Ходжеса отводит НАТО важную роль в американо-китайском противостоянии: «30 тысяч армейского персонала в Европе находятся там не для того, чтобы защищать Германию или Италию, где они базируются и тренируются. Они там для защиты наших интересов, включающих сильный Альянс, в котором мы будем неизбежно нуждаться, когда война с Китаем случится в течение следующих нескольких лет«.
Военное противостояние США и Китая действительно усиливается. Прошлой осенью китайские суда в Южно-Китайском море препятствовали проходу американского эсминца, Китай запретил вход в порт Гонконга американскому десантному судну. Вообще ситуация в примыкающих к Китаю морях Тихого океана и вокруг Тайваня становится все более напряженной.
В отношении Тайваня Китай пересматривает содержание консенсуса 1992 года, который до сих пор позволял поддерживать статус-кво в отношениях. Этот консенсус предполагал существование различных интерпретаций понимания, что такое «Единый Китай». Но теперь прежний консенсус видится в Пекине как реализация единственно возможного принципа «Единого Китая». Лидер Китая Си Цзиньпин предупреждал, что попытки Тайваня получить «полную независимость» будут встречены военной силой. В ответ США дают понять, что попытки Китая силой установить свою власть на Тайване рискованны в военном отношении.
Китай в последнее время увеличил количество учений авиации и флота вокруг Тайваня. В ответ США увеличили количество проходов через Тайваньский пролив (в самом узком месте пролива между континентальным Китаем и Тайванем — 130 км). С лета прошлого года США произвели минимум шесть проходов военных кораблей. Усиливаются военные связи между США и Тайванем. С 2007-го по 2018 год США продали Тайваню вооружений и военной техники на 25 млрд долл. Среди прочего, тайваньский флот истребителей F-16 был расширен до 140 единиц, и весь этот флот был модернизирован до последней версии. После избрания Трампа начаты переговоры о закупках Тайванем еще 60 F-16. Таким образом, количество современных истребителей у Тайваня в скором времени может составить 200 единиц. У Китая боевых самолетов на порядок больше, но и потенциальных противников больше: Япония, Индия, Россия, Вьетнам, а при конфликте в Южно-Китайском море — еще и Филиппины, Малайзия, Бруней и Таиланд. Если же сравнивать Китай и Тайвань по концентрации войск и вооружений на душу населения, у Тайваня показатели в разы лучше. В последнее время начаты разговоры о поставках Тайваню новейших американских истребителей F-35. Но это пока выглядит отдаленной перспективой, поскольку является слишком масштабной передачей технологий в конфликтный регион. В целом, Тайвань — «крепкий орешек» для Китая, имеющий поддержку США. Яркая и быстрая военная победа «Единого Китая» исключена.
В китайской национальной стратегии Восточно- и Южно-Китайское моря являются естественной проекцией континентальной массы, позволяющей далее выходить в Тихий и Индийский океаны и, что немаловажно, удерживать в сфере своего влияния Тайвань. Значение этих морей для Китая сейчас примерно то же, что Карибского моря для США в прежние века. При этом Китай не может безапелляционно претендовать на Восточно-Китайское море, ограниченное с востока японскими островами, включая Окинаву с развернутыми там американскими войсками, и на Южно-Китайское море, которое своим считают также Вьетнам, Филиппины, Малайзия, Индонезия, Бруней и Таиланд. Американское и британское присутствие в этом море установилось задолго до того, как Китай начал претендовать на мировое лидерство.
Китай пытается расширить область своего доминирования в Южно-Китайском море. Между спорными Парасельскими островами (претендуют Китай, Вьетнам и Тайвань) и еще более спорными островами Спратли вдали от китайских берегов (претендуют Китай, Вьетнам, Тайвань, Малайзия, Филиппины и Бруней) Китаем были построены восемь искусственных островов с аэродромами и средствами противовоздушной обороны. В течение 2014–2018 гг. Китай превосходил по закладке новых судов для военно-морского флота Великобританию, Германию, Испанию и Индию вместе взятые. Насыщенность моря китайскими судами (только рыболовецких свыше ста тысяч) иногда с обманчивым окрасом (например, военные корабли могут маскироваться под корабли береговых сил) делает ситуацию напряженной.
Но сантименты в отношении этих акваторий присущи и США. В XIX веке они налаживали через них торговлю с Японией и сражались за Филиппины, в XX — вели там войну с Японией во Второй мировой войне, противостояли бывшему СССР в прокси-войнах на Корейском полуострове и во Вьетнаме.
Полвека назад подобное напряжение между великими на тот момент державами сдерживалось тем соображением, что любой выстрел мог привести к глобальной ядерной войне. Сейчас это соображение отошло на задний план. У США и Китая несопоставимые арсеналы ядерного оружия: около четырех тысяч ядерных боезарядов в арсенале США, не считая снятых с вооружения и ожидающих разукомплектования, против трех сотен у Китая. Но ядерный баланс здесь второстепенен. Благодаря технологиям диапазон возможностей ведения обычной войны без применения ядерного оружия расширился. Война между великими державами современности, США и Китаем, стала «мыслимой». Это не значит «желательной» (разве что для России).
При достижении равенства валовых внутренних продуктов, если считать по паритету покупательной способности, в военных расходах США в разы превосходят Китай. В следующем финансовом году американские военные расходы могут составить 750 млрд долл против примерно 180 млрд у Китая. Но нужно учитывать, что китайский горизонт военного вовлечения поуже американского. Китай пока не подкрепляет свой проект «Один пояс, один путь» проекцией военной силы, за исключением участка, проходящего по Южно-Китайскому морю и упирающемуся в Малаккский пролив (основной на сегодня маршрут из Китая в Европу). Основным военным сценарием, определяющим планы боевой подготовки, для Китая остается кризис в Тайваньском проливе.
Помимо флота и авиации, на театре войны в Тихом океане США имеют значительные армейские силы, чем не может похвастаться Китай. Армия США насчитывает в регионе 85 тыс военнослужащих, большей частью в Южной Корее, на Аляске, в штате Вашингтон и на Гавайях, где расположен штаб Индо-Тихоокеанского командования войск США. В последние годы США существенно повысили интенсивность военных армейских учений, доведя их до дивизионного уровня и усилив взаимодействие с вооруженными силами стран-партнеров.
Дополнительный импульс повышению боевых возможностей армии США в регионе дает прекращение действия Договора о ракетах средней и меньшей дальности (ДРСМД). Бюджетный запрос на следующий финансовый год предполагает выделение 1 млрд долл. на создание новой гиперзвуковой ракеты наземного базирования дальностью свыше 1800 км (расстояние от Окинавы, где расположено множество американских военных объектов, до берегов Китая — около 650 км). Может быть также снято ограничение на предел дальности для давно разрабатываемой армейской ракеты высокой точности (Army’s Precision Strike Missile). В определенном смысле это будет сокращением отставания от Китая, который уже давно производит ракеты в диапазоне, запрещенном ДРСМД, правда, в относительно небольшом количестве (несколько десятков). Точность китайских ракет средней и меньшей дальности не слишком высока, чтобы рассматривать их как эффективный военный инструмент в неядерном оснащении. На Тихоокеанском театре войны армейские ударные ракеты США неизбежно будут иметь морские функции (для ударов по кораблям и корабельным группам). Именно таково основное назначение китайских ракет средней и меньшей дальности. Американские ракеты потенциально могут быть размещены на любом из примерно 25 тыс. островов в Тихом океане.
«Горячий» конфликт между США и Китаем на ограниченном театре военных действий хоть и возможен, но не обязателен.
Новая «холодная» война
Китай использует для продвижения своих интересов тактику, подобную той, которую с 2014 года использует Россия: создание ситуаций, находящихся ниже порога американского военного реагирования, в свою пользу. То, что делает Китай перед лицом превалирующей военной мощи США, весьма похоже на асимметричную «гибридную» войну. В отличие от российского подхода к этой форме противостояния, у Китая более проявлен экономический компонент, чем территориальный.
Правы США или нет, но они видят в китайской инициативе «Один пояс, один путь» обманную практику расширения геополитического доминирования. Эта инициатива сопровождается дополнительными условиями для участников, которые могут вести к накоплению чрезмерных долгов, погасить которые удается лишь ценой утраты контроля над экономическими активами и природными ресурсами. Можно напомнить, что в декабре 2017 г. Шри-Ланка передала Китаю морской порт Хамбантота в аренду на 99 лет в обмен на списание долгов. Однако стремление получить китайские кредиты не угасает. В этом году Италия стала первой страной «Большой семерки», присоединившейся к инициативе «Один пояс, один путь».
Военный и экономический факторы сползания отношений к новой «холодной» войне дополнились обязательным идеологическим. Пока Китай следовал модели обязательной регулярной сменяемости власти, созданной Дэн Сяопином, коммунистическое правление воспринималось в США как совместимое с американским капитализмом. Лидеры Китая выглядели технократами в окружении таких же технократов из Политбюро Коммунистической партии Китая и Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей. Свой первый срок пребывания на посту они тратили на реализацию обновленного курса, второй — на подготовку преемников, которые, пусть ограниченно, но выбирались в рамках установленных процедур. Теперь ограничения двух сроков нет. Мягкий авторитаризм стал жестким. Технократы во главе Китая уступили места харизматическим лидерам с возрождающимся культом личности. Для США этого слишком много, чтобы принять, закрывая глаза.
Новое противостояние США и Китая все чаще обозначается как «холодная» война. Но эта «холодная» война отличается от имевшей место между США и СССР. Дело не только в том, что тогда соревновались сопоставимые ядерные державы, одна из которых не выдержала экономического напряжения, ныне же — равные экономические державы, у одной из которых в разы больше ядерного оружия, чем у другой. США и СССР были автономны, их разделяли страны и океаны. Теперь США и Китай являются самыми крупными торговыми партнерами друг друга, они живут в едином глобализированном мире и погружены в общую гибридную среду взаимосвязей разной природы, в которой нет физических расстояний в привычном смысле.
Уже случалось в истории, когда конфликт основных торговых партнеров вел к мировой войне. Так было в начале XX века между Германским рейхом и Британской империей. Но с современной ситуацией прямых аналогий нет. Сто лет назад экономическая интеграция строилась на колониальной торговле, которая быстро рассыпалась с началом войны. Сейчас экономики США и Китая связаны через рынки и производственные цепочки в гораздо большей степени. Возможно, они связаны неразрывно.
Китай все еще заимствует американские технологии, но все более превращается в самостоятельный центр технологического развития. Этим Китай бросает США более опасный военный вызов, чем утрачивающая свои технологии Россия. Благодаря армии хакеров, по некоторым оценкам насчитывающей два миллиона (столько же, сколько в регулярной армии Китая), и укорененной за годы «мирного подъема» шпионской сети Китай много меньше, чем Россия, чувствителен к американским санкциям, если бы они начали вводиться в дополнение к давно действующим оружейным эмбарго. В Китае создана система государственно-частного партнерства в сфере развития технологий, гораздо более монолитная, чем американская. В США Силиконовая долина уклоняется от прямой кооперации с Пентагоном. Условная китайская «силиконовая долина» неизвестна миру не потому, что ее нет, а потому, что она растворена в государстве.
Текущая американская политика в отношении Китая обозначена: давление с целью установления баланса отношений, который США считали бы приемлемым для себя. Но стратегия еще не определена. Взаимозависимость за годы «мирного подъема» Китая достигла таких масштабов, что превратилась в одну из опор, возможно центральную, современного мироустройства. США не могут просто взять и «отключить» Китай без ущерба для собственного благополучия, хотя некоторые действия администрации Трампа выглядят так, будто это возможно. США просто не знают, что делать с Китаем в отдаленной перспективе, и это добавляет турбулентности текущим отношениям.
В конце прошлого года в Канаде по запросу США была арестована Мэн Ваньчжоу, дочь основателя и одновременно одна из топ-руководителей китайского электронного гиганта Huawei. Она была обвинена в нарушении санкций против Ирана и шпионаже против США. В ответ Китай арестовал двух канадских граждан, дав понять третьим странам, что лояльность к США в вопросе давления на Китай небезопасна. История не завершена и еще долго может отравлять отношения двух стран. Возможно, если бы нарушения американских законов допустила другая китайская компания, реакция не была бы столь громкой. Но Huawei — это один из символов того, что сейчас является предметом геополитического спора США и Китая. Это не территории и не акватории, сколь бы важны они ни были, это технологии. Huawei уверенно бросила вызов США в построении мобильных сетей нового поколения, которые в ближайшие десятилетия могут стать нервной системой мировой экономики.
Недавно российский «КоммерсантЪ» опубликовал интервью с гонконгским бизнесменом Юй Пиньхаем, в котором была изложена китайская доктрина мирного ожидания заката США: «У них не получится сдержать никого, они не могут сдержать даже Россию … Как они собираются сдержать Китай? Время работает на нас, надо быть терпеливым, сдержанным, и пусть время делает свою работу«. Новая «холодная» война вряд ли может обойтись без своей версии стратегии сдерживания. В прежней «холодной» войне США опиралась на предвидение Джорджа Кеннана относительно неизбежного самоубийства СССР, лишенного возможности территориальной экспансии. С Китаем этот номер может не пройти. Китай, в отличие от досоветской, советской и постсоветской России, значительно меньше озабочен географическим расширением. Но кто знает, может, двухмиллионная армия китайских хакеров, будучи замкнутой внутри большого китайского файервола, начнет уничтожать собственное государство.
США и Китай вступили в новое соревнование. Оно похоже на хорошо известную «холодную» войну. Но сейчас предметом соперничества являются не территории. Они утратили свое прежнее значение. За территории все еще возможны периферийные горячие столкновения. Но главный приз противостояния вряд ли доступен для завоевания военными средствами, поскольку главный приз — это способность создания технологий, несущих саму возможность самостоятельного развития. Если линии американо-китайского раскола начнут расползаться и делить мир, выбор стороны будет зависеть не от того, у кого больше территорий, а от того, у кого больше технологий.
Алексей Ижак, заведующий отделом Национального института стратегических исследований (НИСИ)
Источник: Зеркало недели
